24 июля
Самое самое потрясение, когда летишь на самолете. Лету два с половиной часа. Обычно под тобой дороги- города, а тут они заканчиваются через полчаса, и начинаются только за полчаса до посадки, а все остальное время просто АУ. Никого и ничего.
А потом тебя высаживают в тайге, в аэропорту размером меньше футбольного поля, где работает три землекопа. Не подъезжает автобус с уборщиками, а выходит расслабленный мальчик с пылесосом один на весь самолёт.
Суровый край
Самое-самое впечатление.
И люди такие же суровые.
В самолете были туристы, обвешанные фототехникой и экипировкой; брутальные дядьки-охотники, басовитыми голосами разговаривающими о китовом жире; орущий всю дорогу голосом младенца кот и его семья с младенцами, за которых он отрабатывал от души. И одна единственная женщина в босоножках из страз на 12-сантиметровой шпильке в фиолетовом гламурном комбинезоне и красной помаде. Вот она одна инородно смотрелась на фоне тайги, когда обреченно после выхода из самолета села на какой-то приступочке в автобусе вместе со стразами и помадой, даже кот перестал орать благим матом и слился с окружающим пейзажем.
Самый-самый факт.
Край суровый. Погода меняется со скоростью раз в пять минут. В конце июля местные еще не сняли теплые куртки, вовсю цветут сирень и шиповник, ягоды рябины, не успев набрать цвет, обморозились сразу при рождении и висят черные грустные, но вода, на которой стоит порт Мурманск не замерзает круглый год, потому что, блин, Гольфстрим
